Грусть-тоска
Знакомо ли вам это чувство? То, которое возникает, когда читаешь новости. Когда идёшь по городу, в котором вырос. Когда слышишь, как слова начали менять свое значение. Бездонная печаль. Парализующая беспомощность. Как в кошмарном сне, где больше ничего не работает, где все, что построило нашу страну — безопасность, общность, доверие — ускользает сквозь пальцы, день за днем.
И в то же время это только продолжается. Неумолимо. Следующий заголовок, следующее решение, следующая беда. Бесповоротно. Безостановочно. Лишь быстрей и быстрей...
Шведская демократия уже не та, что была раньше. Да, у нас есть избирательная процедура. Но система лишилась настоящей народной поддержки. Мы живем в эпоху власти без ответственности — где решает небольшая прослойка, а остальные должны платить, молчать и смотреть в другую сторону.
Политики лгут. Чиновники лгут. Журналисты лгут. Ученые лгут. И ложь координируется. Они затрагивают те же темы, указывают в том же направлении, придерживаются того же нарратива: что все под контролем, что ты, сомневающийся - проблема, что правда опасна.
Но как такое стало возможным? Как мы могли это допустить?
Может быть, дело в слепом доверии к авторитетам. В нашем страхе конфликта. В стремлении к удобству, а не справедливости. В том, что мы закрывали глаза и выбирали молчание — даже когда реальность кричала нам в лицо.
Шведское телевидение и радио сегодня действуют как фактическая оппозиция — не против злоупотреблений властью, а против избранного правительства и против избирателей, которые голосовали за перемены. Они не критикуют систему — они ее защищают.
Public service представляет собой самый мощный медиа-аппарат Швеции — принудительно финансируемый гражданами, независимо от их политических убеждений, с годовым бюджетом более девяти миллиардов крон. Они называют себя беспристрастными, но на практике проводят политическую линию, которая выгодна левым и противодействует переменам, за которые проголосовало большинство. Они не зеркало реальности, а фильтр.
Мы это видим. Мы это знаем. И все же этому позволено продолжаться.
Мы больше не чувствуем гнева. Не только гнев. Но и печаль. Тихая, пронзительная печаль из-за предательства. Из-за того, как наше государство отвернулось от нас. Из-за того, как журналистика стала инструментом власти. Из-за того, что правда в карантине. Из-за того, что так мало осмеливались сказать «нет», когда это еще имело значение.
И, возможно, больше всего: печаль из-за нашей собственной роли. Из-за того, что мы не кричали громче. Не стояли прямее. Из-за того, что мы позволили этому случиться.
Швеция исчезает. Не с грохотом, а медленно рассыпается. Теряется тысячелетнее наследие — и это происходит перед открытым занавесом. Те, кто правит, знают, что делают. А народ? Он кричит — но его голос глушат.
В конце концов, все, что остается, — это чувство. То, что приходит в тишине после очередного выпуска новостей. Когда наши дети спят. Когда улицы темны и все замерло.
Это не ненависть. Даже не гнев. Это что-то тяжелее этого.
Это печаль по стране, которую ты любил. По чему-то, что когда-то было, а теперь утекает, понемногу.
Но даже в печали есть что-то еще. Вызов. Тихое сопротивление. Некоторые отказываются сдаваться. Некоторые отказываются забывать, кто мы. Некоторые продолжают говорить, писать, бить тревогу.
И вот почему это не прощание.
Это зов.
Comments (1)
За что боролись...