Håkan Boström: Нам нужно найти способ говорить об исламе
Лидер христианско-демократической парти Ebba Busch подверглась критике после интервью в DN на этой неделе, в котором она заявила, что ислам в Европе должен практиковаться в соответствии с европейскими ценностями. Она выразилась резко: «Европа погибнет», если мы не выступим против практики ислама, несовместимой с европейскими ценностями.
Буш имеет в виду взгляды, существующие в некоторых частях мусульманского мира, например, что гомосексуалы заслуживают смерти или что насилие в отношении позорящих семью женщин является легитимным, - практики, которые находят поддержку в правовой системе мусульманского шариата.
Вопрос одновременно сложный и деликатный. Прежде всего, мы должны знать, что ислам можно практиковать и интерпретировать по-разному. Быть человеком «мусульманской культуры», как, например, описывает себя лидер партии центра Muharrem Demirok, вовсе не означает, что вы верующий. Это скорее выражение того факта, что вы выросли в мусульманской среде или семье. Такое описание подходит большой группе шведов с корнями в мусульманских странах.
Кроме того, есть умеренно верующие мусульмане, а также те, кто в большей степени придерживаются буквы закона. Последних обычно называют «исламистами». Они хотят, чтобы религия была всеобъемлющим принципом в обществе. На практике это скользящая шкала, поскольку в отличие от христианства ислам не проводит различия между светским и религиозным порядком.
Второе, что необходимо уяснить, это то, что ислам — это не то же самое, что христианство. Секулярным шведам легко ошибиться рассматривая все религии как вариации одного и того же. Но эти две религии исторически формировались совершенно по-разному.
Немаловажно, что пророк Мухаммед жил в бедуинской среде, для которой характерны межплеменные войны, и сам выступал в роли полевого командира. Иисус же был странствующим пророком в Римской империи, проповедовавшим ненасилие. Немаловажно и то, что Коран буквально рассматривается как слово Божие, тогда как Библия представляет собой длинную антологию рассказов разных авторов.
Однако содержание священных текстов не столь решающе, как можно подумать. Еще большее значение имеет история, сформировавшая религии. Многие проблемы, связанные с сегодняшним исламом – кланы, насилие, угнетение женщин – являются непосредственным выражением культуры, внутри которой вырос ислам. Ислам был отчасти попыткой решить эти проблемы. Но, как и другие религии, был вынужден адаптироваться к социальным условиям, существовавшим там, где возникла эта религия.
Ислам распространялся в странах, где не было сильной центральной власти и поэтому совершенно иным образом, чем христианство, должен был вступать в союз с клановыми структурами. Таким образом, ислам является значительно более децентрализованной религией, в которой каждый имам обладает значительной автономией.
Напротив, христианство сформировалось под влиянием Римской империи, которая для своего времени была городской, а католическая церковь стала сильно централизованной. По мере своего расширения церковь получила как возможность, так и повод для борьбы с клановыми структурами.
Еще более решающим является то, что христианство было вынуждено провести далеко идущие реформы, сначала в результате Реформации в 15 и 16 веках, а затем в эпоху Просвещения в 18 веке и секуляризации социального обеспечения в 20 веке. В большей части западного мира – и особенно в протестантских странах – мы сегодня рассматриваем религию как частное дело, что совершенно неестественно в исламе.
Можно сослаться на голландского социолога Рууда Купманса, профессора Университета Гумбольдта в Берлине и эксперта по мусульманской интеграции на Западе. В отличие от исламологов, придерживающихся текстовой интерпретации ислама, Купманс изучает ислам как социальный эмпирический феномен.
Он указывает, что мусульманские страны сегодня характеризуются рядом негативных характеристик: диктатура, гражданская война, коррупция, угнетение женщин и бедность. Невозможно объяснить это происками Запада, колониализма или евреев, как обычно делается в мусульманских странах.
Купманс предлагает, например, сравнить Индию и Пакистан/Бангладеш, которые до 1947 года были одной страной под британским правлением. Индия сегодня является значительно более богатой страной, чем ее мусульманские соседи, уважение к правам человека, меньшинствам и демократии также значительно лучше. Другой пример – Египет и Южная Корея, у которых были схожие условия и экономические предпосылки, но сегодня Южная Корея приближается к Западу как в материальном плане, так и в отношении демократии и прав человека, в то время как Египет застопорился в нищете и диктатуре.
Социальные науки – это не физика. Причинно-следственные связи не так очевидны. Но бесспорно, что в странах, где доминирует ислам, дела обстоят значительно хуже, чем в странах, где доминируют другие религии (или которые стали светскими). Трудно определить, происходит ли это потому, что ислам препятствует модернизации, или потому, что страны с проблемными социальными структурами были восприимчивы к исламу. Однако нет никаких признаков того, что ислам был частью решения. Вместо этого большинство пунктов указывает на то, что ислам запирает людей в антииндивидуалистических, женоненавистнических, нетерпимых и антидемократических взглядах, которые, в свою очередь, приводят к экономической стагнации, коррупции и насилию.
По мнению Купманса, ярким выражением стагнации мусульманского мира является то, как мало книг там печатается или импортируется. В ХХ веке в немусульманских странах на одного жителя печаталось в четыре раза больше книг, чем в мусульманских. В мусульманских странах уровень образования значительно ниже, а процент неграмотных выше. Это даже если учитывать финансовые условия. Причина в том, что образование во многом приравнивается к изучению Корана.
Все это не означает, что мусульмане Европы хотят превращения нашего континента в Ближний Восток. Они или их родители оставили мусульманский мир за спиной. Но исламизм привлекает слишком большое меньшинство, и эта привлекательность не уменьшается с течением времени.
Если исламу суждено занять место в Европе, то это должен быть другой вид ислама, отличный от того, который в настоящее время доминирует в мусульманском мире. В этом Ebba Busch права. Это дискуссия, которую нам трудно вести в Европе, и не в последнюю очередь в Швеции. Например, мы позволяем некоторым из самых фундаменталистских сил на Ближнем Востоке финансировать мечети в Швеции и долгое время закрывали глаза на имамов, распространяющих экстремистские идеи.
Основополагающая идея либерализма заключается в том, что в свободном демократическом обществе должны быть разрешены инакомыслие, в том числе и крайне консервативные религиозные ценности. Но если слишком много людей придерживаются этих ценностей и организуются вокруг них, это становится растущей проблемой как для социальной однородности, так и для либерального порядка.
По данным респектабельного американского института Pew Research Center, сегодня пять процентов населения Европы мусульмане. Во Франции их девять процентов, а в Швеции — восемь. Институт ожидает, что этот процент увеличится, даже без дальнейшей иммиграции, в среднем до 7,4 процента в 2050 году.
Более реалистичный прогноз заключается в том, что через 25 лет в результате легальной и нелегальной иммиграции одна десятая часть населения Европы будет иметь мусульманское происхождение. При этом следует помнить, что в большинстве стран Восточной и Центральной Европы по большому счёту отсутствует мусульманское население, что снижает средний показатель.
Другими словами, то, как будет развиваться ислам на европейском континенте, имеет решающее значение просто по той причине, что очень много людей идентифицируют себя как мусульмане.
Если мы хотим избежать роста этнических конфликтов, сегрегации и других социальных проблем, общество не может пассивно стоять перед лицом такого развития. Хотя это не обязано быть так просто, что более строгая интерпретация ислама, вызывает такие явления, как насилие в защиту чести, клановая преступность, террор и изоляция, более либеральная или, по крайней мере, неполитическая форма ислама, безусловно, необходима, чтобы эта религия выполняла функцию своего рода конструктивного противовеса вышеупомянутым социальным проблемам, а не усугубляла их.
В 2008 году тогдашний министр образования Lars Leijonborg именно с этой целью назначил расследование по поводу целесообразности государственной подготовки имамов . Прошёл год и приводивший расследование Erik Amnå заявил, что это «будет означать вмешательство во внутренние дела мусульманской общины». Amnå также посчитал, что такая реформа может «выделить» мусульман, и утверждал, что «лучшее, что может сделать правительство, — это не делать ничего». Так оно и стало.
Оглядываясь назад, можно, вероятно, заключить, что позиция Amnå – а он был не одинок – оказала медвежью услугу мусульманскому меньшинству. Пассивность привела к усилению нетерпимости, усилению противоречий, увеличению числа жертв семейного угнетения и усилению параллельных общественных структур. И процесс идёт в неправильном направлении. Поэтому настало время положить конец религиозному дальтонизму и перейти к конструктивному разговору о роли ислама в Европе.
Comments (2)
Может ли децентрализованная по принципу ислама религия создавать процветающее общество? Как должна быть устроена такая религия?
На мой взгляд, все положения этой длиннющей статьи могут быть оспорены или, по крайней мере, требуют обсуждения. В том числе утверждение о децентрализованном исламе и децентрализованном христианстве. Также критерии успешности/неуспешности общества очень сомнительны. В любом случае социальные сети не место для дискуссий.